Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

В фонарях на стене потрескивали свечи. Степан услышал, как во дворе тюрьмы перекликаются стражи.

— Смотри, — сказал араб, поднося свечу к рукояти сабли. "Ты видишь эти значки?"

— Это рисунок, — сказал Степан, глядя на символы, что вились между драгоценных камней.

— О нет, — почти ласково улыбнулся торговец. "Я уже встречал такое. Это руны, такими писали люди с севера, в незапамятные, как ты говоришь, времена. "Меч Сигмундра, сына Алфа, из рода Эйрика. И да поможет нам Бог, — прочел он: "И вправду, — клинок, достойный руки монарха. Эфес старше, чем сама сабля. На севере были прямые мечи, а не изогнутые".

— Это наш меч, — сжав зубы, сказал Степан. "Нашей семьи. Верни его мне". Он вспомнил себя, пятилетнего, на коленях у отца, и его благоговейный голос: "Наш предок, варяг, служил великому князю Ярославу Мудрому, в Киеве, он и похоронен там, в Лавре".

— За такой меч не жаль отдать правую руку, — задумчиво сказал араб.

Степан посмотрел ему в глаза и спокойно положил на стол правую кисть. Торговец рассмеялся: "И вправду, видна хорошая кровь. Вот только ты, — он почесал в бороде, — без руки сдохнешь еще быстрее, да и зачем мне она? Мне нужны деньги. Но раз ты настаиваешь, раб… — он одним, неуловимым движением рубанул своей саблей по столу.

Темная, быстрая кровь брызнула из раны. Степан, схватив левой рукой клинок — вонзил его в смуглую шею торговца. Тот захрипел, сползая по стене. Мужчина, не обращая внимания на резкую боль в правой руке, — вылил котелок кипящей смолы прямо в лицо арабу.

— Я левша, — спокойно сказал Степан, наклонившись над выжженными глазами араба, отрубая ему голову. В глазах на мгновение потемнело от боли. Степан, не глядя, выплеснул остатки смолы на свою руку. Запахло паленым мясом, и он подумал: "Плохо дело, пальцы и не двигаются вовсе. Потом, все потом".

За дверью раздались голоса стражи. Степан, даже не думая, придерживая левой рукой клинок, — спрыгнул из окна на спину лошади, что была привязана во дворе. Он рванул поводья правой рукой, и чуть не упал — боль заполнила все вокруг. "Надо, — сказал себе мужчина. Пришпорив коня, перескочив низкую, глинобитную стену, слыша сзади крики охранников, он скрылся в путанице узких, извилистых переулков медины.

Во дворе, вымощенном мрамором, было прохладно и тихо, чуть журчала вода фонтана. Изабелла подумала: "Очень разумная архитектура. Защищает от солнца и обеспечивает свободный поток воздуха. Жаль, что никак не зарисовать, — она посмотрела на свои руки, над которыми трудились две смуглые, молчаливые девушки.

Третья вынула ее узкие ступни из серебряного таза. Вытерев их шелковой салфеткой, она спросила по-французски, с резким акцентом: "Почему у тебя все пальцы на руках в пятнах?"

— Потому что я — художник, — коротко ответила Изабелла, и, закрыв глаза, раздула ноздри: "Все равно я убегу, рано или поздно. Доберусь до Европы, нельзя тут жить".

В медной, большой клетке щебетали яркие птицы. Девушка стала аккуратно массировать ей ноги — запахло чем-то горьким, тревожным. Она подняла глаза: "Апельсин. Фатима сказала, что это твой запах, ты такая же резкая, как он. Ты понравишься мужчине, который любит объезжать диких лошадей и усмирять непокорных женщин".

— Очень надеюсь, что я никому не понравлюсь, — пробурчала Изабелла. Она услышала ядовитый голос сзади: "Ты родилась не для того, чтобы прозябать в гареме какого-то торговца".

— Я вообще — родилась не для гарема, — Изабелла поджала губы.

— Я тоже, — вздохнула седоволосая, худая пожилая женщина, и взяла гребень слоновой кости, — в пятнадцать лет, дорогая моя, попав сюда из Генуи, думала так же. А потом, — темные глаза усмехнулись, — привыкла. Полвека здесь. И ты привыкнешь. За тебя, — она медленными, ласкающими движениями расчесывала каштаново-рыжие волосы, — будут отчаянно торговаться. Тут есть евнухи из Стамбула, Дамаска, Каира, Багдада. Купцы с юга, из тех стран, что лежат за пустыней, там живут чернокожие короли…

— У нее маленькая грудь и узкие бедра, — презрительно заметила девушка. "Она умрет первыми же родами".

Фатима усмехнулась. "Все еще вырастет, дорогая моя. Тебя-то, — она посмотрела на девушку, — гложет зависть, ты до конца жизни будешь подстригать ногти тем, кто будет приносить наследников престола".

Девушка покраснела, и, пробурчав что-то, — замолкла.

— А как вас звали раньше? — спросила Изабелла, разглядывая мраморный фонтан. "Надо зарисовать, — сказала себе она. "Очень изящная форма, я такого не видела в Италии".

— Не все ли равно? — пожала плечами Фатима. "Тебя тоже будут звать по-другому". Она обернулась к высокому, полному мужчине с лысой головой, что зашел во двор, и сказала по-арабски: "Она готова".

— Встань, — шепнула Фатима Изабелле, — и дай сюда покрывало.

— Это же мужчина, — девушка покраснела.

— Это евнух, — вздохнула Фатима. "Как наши кастраты, в папской капелле".

Мужчина оглядел белое, отливающее перламутром тело. Евнух спросил у Фатимы по-арабски: "Что она знает?"

— Что мужчины и женщины устроены по-разному, — лукаво усмехнулась та. "А больше ничего".

— Вот и славно, — пробормотал евнух. "Она созрела для деторождения?"

Старуха кивнула и евнух велел: "Скажи ей, чтобы шла за мной. С бросовым товаром мы закончили, сейчас будут три жемчужины — две белых, и одна черная".

Фатима закутала Изабеллу в покрывало и шепнула: "Ты их и не увидишь, они сидят на галерее. Так что ничего страшного". Она улыбнулась и добавила: "Bona fortuna!"

— Вы тоже венецианка, — изумленно обернулась девушка. Увидев непроницаемые, темные, большие глаза, она, молча, опустила голову.

Большой, круглый зал опоясывала деревянная галерея. Изабелла стояла на возвышении, обнаженная, подняв глаза, рассматривая каменную кладку. "Ложный свод, — подумала девушка, — его еще египтяне ввели в обиход. Отличная обработка камня, арабы всегда славились своей тщательностью. И окна красивые, арочные. Интересный, какой аукцион — тишина, будто в церкви".

Она вспомнила двух девушек, что сидели с ней в маленькой, убранной коврами комнате, и едва слышно вздохнула: "Написать бы эту негритянку, фигура у нее отменная была, конечно. Не то, что у меня".

Еще один евнух, что стоял внизу, щелкнув пальцами, широко открыл рот. "Точно, как на базаре, — зло подумала девушка, оскалив красивые, ровные зубы, встряхнув распущенными волосами.

Давешний полный, лысый мужчина, внезапно оказавшись внизу, кивнул. "Все, — поняла Изабелла, — вот и все, Ничего, я убегу, дайте мне только понять — куда меня везут". Она сошла с возвышения. Евнух, окутав ее покрывалом, тихо усмехнулся: "Много денег, ma petite poulet, очень много денег. Покупатель с большим вкусом".